– Поверьте, – проговорил Уильям, целуя ее руку, – никогда бы не совершил такой дурацкой ошибки.
Глядя ему вслед, Элизабет подумала, что не совсем в этом уверена.
– Дай-ка я тебе помогу. – Большая загорелая рука осторожно вынула из ее, пальцев цветочные ножницы. Иен стоял так близко, что Мереуин вспыхнула, невольно вспомнив ночь любви, когда она вновь и вновь отвечала на его нежные ласки и поцелуи, прежде чем погрузиться в глубокий сон.
Когда на следующее утро Мереуин проснулась, Иена рядом не оказалось, а дверь между их комнатами была плотно закрыта. Но она была рада побыть немного в одиночестве и до прихода Марти с завтраком на подносе сладко дремала на огромной кровати. Хотя утро выдалось пасмурным и свинцовые тучи полностью затянули небо, Мереуин спустилась в сад, решив нарезать цветов к столу. Она как раз укладывала сладко пахнущую охапку в висевшую на руке корзину, когда появился Иен.
Завладев ножницами, он поднес к губам ее руку и поцеловал ладошку, не сводя с нее серых глаз.
– Ты уколешься, – предупредил он. – Давай я сам нарежу.
– Их так много, и все разного оттенка, – заметила она, блестя глазами. Иен наклонился и поцеловал ее в улыбающиеся губы.
– Моя мать больше всего любила розы. – Он обломил длинный стебель кроваво-красного бутона и засунул цветок за вырез ее бледно-голубого муслинового платья.
– И я тоже их люблю, – сказала Мереуин с робкой улыбкой, еще не привыкшая к их новым отношениям и к своему чувству обретенной любви, – но не больше всего.
– А какие больше? – спросил Иен, продевая ее руку себе под локоть и направляясь к следующей клумбе. – Скажи, и я велю к вечеру их посадить.
Мереуин рассмеялась и подняла на него полный любви взгляд. Она никак не могла поверить произошедшей в нем перемене. Внешне Иен, на ее взгляд, не изменился – такой же величественный и красивый даже в простой рубашке и панталонах из нанки, с растрепанными ветром темными волосами, но резкость черт куда-то исчезла, и Мереуин с радостью подумала, что никогда больше не будет его бояться.
– Ты не сможешь раздобыть те цветы, которые я больше всего люблю.
– Чепуха. На земле не найдется такого, чего бы я не смог раздобыть.
– Кроме этих цветов. Я люблю вереск, и колокольчики, и горную горечавку, и арнику, и ракитник.
– То есть на самом деле ты пытаешься дать мне понять, – заключил он, поворачиваясь к ней лицом, – что рвешься домой за тем, чего я не могу дать тебе здесь.
Мереуин кивнула и опустила глаза под откровенным настойчивым взглядом, вдруг отчаянно испугавшись ничем не прикрытой страсти, увиденной ею в этом взгляде, подумав, что, может быть, она вызвана лишь физическим влечением.
– По-моему, надо обождать еще несколько дней, – сказал Иен, с тревогой замечая легкую тень грусти, мелькнувшую на нежном личике. – Весьма вероятно, что твои братья сейчас на пути в Лондон и наверняка сильно рассердятся, если приедут только для того, чтобы узнать о нашем отъезде.
– Так ты меня увезешь? – выдохнула Мереуин, не смея надеяться.
Иен, словно загипнотизированный, смотрел в золотую глубину огромных умоляющих глаз.
– А ты думала, я намерен держать тебя здесь в заточении? – поддразнил он.
Мереуин судорожно вздохнула, и он проклял себя, понимая, что ей нелегко забыть о его прошлых поступках, как бы ему того ни хотелось. Но она тут же улыбнулась ему прежней вызывающей улыбкой:
– Неужели вы надеетесь, милорд, что сумеете меня удержать?
– Я давно уже усвоил, дорогая, что спорить с тобой бесполезно, – усмехнулся Иен, – Можешь потерпеть еще недельку?
Нежные ручки обвились вокруг его шеи.
– Если ты позаботишься, чтобы мое пребывание здесь того стоило, – ответила Мереуин, прижавшись к его груди, – тогда смогу.
Рука об руку они пошли к дому, и Иен радостно подумал, как изменилась Мереуин, его жена, превратившись в очаровательную юную женщину, сводящую его с ума одним призывным взглядом сияющих синих глаз.
– Я была полной дурочкой, – неожиданно призналась она, понизив голос до шепота, так что ему пришлось наклониться, чтобы расслышать.
– Жестокой и невоспитанной, упрямой и бешеной – да, но не дурочкой, – поправил он.
Мереуин со вздохом прислонилась к мускулистому плечу.
– О, Иен, я серьезно! Если бы я раньше призналась себе в том, что открыла прошлой ночью, мы оба избежали бы долгих сердечных страданий.
– И что же ты открыла, моя сладкая, соблазнительная девчонка?
– Ч-что я в-вовсе не так ненавижу тебя, как думала, – запинаясь произнесла она, снова охваченная робостью.
Звонкий смех Иена раскатился в сыром воздухе.
– Самое замечательное объяснение в любви, какое я когда-либо слышал! Полагаю, мы оба виноваты. Я пугал тебя и был слишком горд на беду нам обоим.
В дверях гостиной Иен прижал ее к себе, Мереуин приподнялась на цыпочках, закинула руки ему за шею и ответила на поцелуй с пылом, обрадовавшим и изумившим его.
– Осторожнее, не то розы помнете! – послышался голос Марти.
Мереуин залилась краской, а Иен победоносно улыбнулся, не выпуская ее из своих объятий.
– Есть лишь один цветок на земле, с которым я соглашусь обращаться осторожно, и он гораздо прелестнее любой розы, – сказал маркиз, оборачиваясь к Марти. Выцветшие глаза пожилой женщины увлажнились при взгляде на стоящую перед ней молодую пару. Никогда даже в самых тайных мечтах, она не надеялась увидеть Иена таким счастливым. Многие считали лорда Монтегю жестоким и высокомерным, но Марти, знавшая его лучше любого другого, всегда подозревала, что эти его качества порождены душевным одиночеством и стремлением обрести покой. Именно это увело его много лет назад в море, именно это заставило бросить дом и друзей ради дикого Северо-Шотландского нагорья, куда маркиза гнала больше тоска, чем наследство.